Правда, деканом он был при мне всего месяц, а затем стал заместителем директора института (по-теперешнему – проректором), так что познакомиться с ним поближе мне довелось только на третьем курсе, когда он стал читать нам лекции по электроматериалам, а годом позже – по технике высоких напряжений. Читал он просто артистически, делая интересным такой, казалось бы, сухой материал, как свойства диэлектриков и полупроводников. В то же время лекции его были очень серьезными и содержательными, причем глубина материала отличалась удивительной доходчивостью.
Время было военное, и ряды студентов весьма поредели. Так к весне 1944 года в нашей группе осталось всего четверо, причем один из нас частенько просыпал первую пару, и Александр Акимович читал нам троим лекции в Большой химической не менее ответственно, чем читал бы их солидному потоку. Забавный казус случился на экзамене по технике высоких напряжений.
Мы вытянули билеты, а затем Воробьев, бывший тогда уже ректором, сказал, что ему надо проводить заседание Ученого совета, поэтому экзамен он сможет принимать только в два часа, а пока мы свободны. Мы успели и почитать на всякий случай конспекты, и погулять по тополиной аллее возле корпуса, и пообедать в расположенной в подвале второго корпуса столовой, а затем явились пред светлые очи экзаменатора. Он спокойно отложил в сторону наши экзаменационные билеты и начал спрашивать по совсем другим темам. Правда, готовились мы на совесть, так что сдали этот необычный экзамен на «отлично».
Александр Акимович был талантливым ученым, причем научные интересы его были весьма разносторонни. Его увлекало всё новое. Так, узнав о построенном американцем Керстом электронном ускорителе, он немедленно создал группу для того, чтобы построить такой же ускоритель в ТПИ. Вместе с В.Н. Титовым, М.Ф. Филипповым и А.К. Потужным он привлек к этой работе и группу аспирантов и молодых научных сотрудников. Это было настолько увлекательно, что все работали, что называется, с утра до ночи. Трем пятикурсникам даже задания на дипломные проекты были даны именно по расчету бетатронов. С этих студентов и начинался по существу физико-технический факультет. А позже появились и НИИ ядерной физики, и НИИ интроскопии, и «Сириус», а всё начиналось с маленького самодельного бетатрона.
Следующим увлечением Воробьева было разрушение твердых пород высоковольтным импульсом напряжения с крутым фронтом. И снова всё начиналось с нуля: для исследования импульсов с длиной фронта в малые доли микросекунды требовался высоковольтный осциллограф, только что созданный в Москве, в лаборатории академика Стекольникова. И вот мы ездили в командировки к Стекольникову, осваивали работу этого осциллографа, получали его схему, а потом делали такие осциллографы у себя, рассчитывая трансформаторы, разыскивая нужные конденсаторы, монтируя схемы так, чтобы не было лишних контуров, искажающих действительную картину. Работа была долгая и кропотливая, к ней были привлечены и студенты, которые увлекались научными исследованиями.
Александр Акимович был поистине «генератором идей», которые, в отличие от бесплодных мечтателей, успешно претворял в жизнь, вовлекая в их разработку своих учеников и последователей. Так, заинтересовавшись природой землетрясений, он предположил, что они являются следствием электрических разрядов, то есть это некая гроза в Земле. Свои предположения он убедительно обосновал. Мне, в частности, он поручил по законам Теоретических основ электротехники рассчитать напряженность магнитного поля Земли. Мой доклад о теории земного магнетизма, основанной на этих расчетах, вызвал неподдельный интерес и одобрение в Московском горном институте и в Институте физики Земли АН СССР.
Не знаю, как один человек мог справиться с таким объемом самой разной работы. Ведь создавая по каждой теме команду единомышленников, он никогда не был «свадебным генералом», а действительно руководил этой работой, подавая новые оригинальные идеи. При этом не стоит забывать, что всё это время, с 1944 по 1970 год, он был ректором института, и именно при нем строились новые учебные корпуса, общежития, Дом культуры (нынешний МКЦ), прекрасная научная библиотека. Создавались новые специальности, факультеты, НИИ. Некоторые факультеты, отпочковываясь от ТПИ, становились самостоятельными вузами, а институт продолжал расти и развиваться.
Сам настоящий трудоголик, Воробьев искренне уважал тех, кто честно выполняет своё дело, не суть важно, маститый ли это профессор или уборщица тетя Груня. А вот лодырей и болтунов он не любил, и многие из таких «работничков» часто были им весьма недовольны. Были и кляузы, и жалобы в высшие инстанции, но, как говорится, «собака лает, а караван идет». Вот так и шел вперед руководимый им могучий караван – наш замечательный Томский политехнический, ставший теперь университетом, одним из лучших технических университетов России.
Ветеран Томского политехнического доцент Т. Ю. Могилевская.