Газета Национального исследовательского
Томского политехнического университета
Newspaper of National Research
Tomsk Polytechnic University
16+
Основана 15 марта 1931 года  ♦  FOUNDED ON MARCH 15, 1931
Архив номеров Поиск

Наперекор судьбе

Недавно стало известно, что в Книжном Доме Б.С.Г.-Пресс в ближайшее время ожидается выход новой книги - Владимир Ротт. “Наперекор судьбе. Книга первая. Радости печалей”. Это уже вторая книга выпускника Томского политехнического. Напомним, что Владимир Ротт родился в белорусском городе Бобруйске в 1935 году. Его отец - Ференц, поверив в то, что в молодой советской стране его семью ждет лучшее будущее, уехал в 1931 году из родной Венгрии, забрав с собой жену Регину и сына Юзефа.

В 1938 году \"иностранного специалиста\" Ференца Ротта арестовали. Двенадцать лет провел он в лагерях, где и погиб в 1950-ом. Все эти годы Ференц писал жене и детям удивительные письма, благодаря которым его родные верили, что он к ним вернется.

Его талантливые сыновья, несмотря на испытания, которые были неизбежны для \"детей врага народа\", и на пережитые годы фашистской оккупации, сумели уцелеть и выучиться. Старший, Юзеф, стал музыкантом, а Владимир окончил Томский политехнический институт и впоследствии участвовал в становлении знаменитого Волжского автомобильного завода в Тольятти. Вот уже более тридцати лет он вместе с семьей живет в Канаде, где создал собственную процветающую инженерную фирму.

\"Я не писатель, но я должен рассказать о событиях и людях, память о которых, по-моему, никак не должна исчезнуть\", - так пишет Владимир Ротт в предисловии своей книги Письма отца”, вышедшую в 2007 году. Не будучи литератором, но обладая особым даром жизнелюбия и уникальной памятью, он написал замечательную книгу, живое свидетельство эпохи.

В книге более 70 черно-белых и цветных фотографий. Тираж 1000 экз.

Перед читателями газеты “За кадры” - одна из глав первой книги Владимира Ротта.

ПИСЬМА ОТЦА

С огромным волнением приступаю я к этой работе. Передо мной пачка писем отца, написанных им за двенадцать лет его тюремно-лагерного заключения. Писем около шестидесяти, они написаны на клочках грязной упаковочной бумаги... Я читаю и перечитываю их раз за разом, а в годы моего детства, когда отцу разрешили писать семье по-венгерски, мама прочитывала нам каждое его письмо многократно.

Не могу без слёз читать эти страшные строки. Бедный отец, Ференц Ротт. В его письмах страх и тревога мужа и отца, безвинно погибающего в неволе на чужбине, не зная языка и обычаев. Он не может допустить страшную мысль, что жену и двоих сыновей ему больше не суждено увидеть.

Письма эти потрясают тем, что они - единственный способ выразить свою любовь, тепло, дать хоть какую-то надежду семье, оставленной без средств и защиты в огромной беде.

Их пишет человек, который не может понять, за что его арестовали и без всякого суда и следствия держат в лагере.

Более того, этот беспомощный узник знает, что его оторвали от семьи без всякой вины. Эти письма - стон здорового человека, медленно умирающего двенадцать лет. Любимым людям желают: \"если смерти, то - мгновенной, если раны - небольшой\", - а я, когда читаю его письма, думаю, что, если бы мой бедный дорогой отец Ференц смог бы сегодня из Лучшего Мира оглянуться на свои двенадцать последних лет, он бы, возможно, выбрал смерть в газовой камере.

Отец с каждым годом пишет нам всё чаще и чаще, видимо, чувствуя приближение конца, да и писать ему по-венгерски легче. Его письма лучше, конечно, читать подряд и полностью... Однако я приведу здесь только выдержки из них.

***

...31 октября 1945 года. Дорогая моя, добрая жена Ризушка! Дни текут очень медленно... все говорят, что теперь можно писать письма по-венгерски, вот я и решил попробовать... Здесь снова начинаются сильные морозы. Я относительно сносно переношу зиму. Это уже седьмая моя зима на далёком Севере, где вокруг много страдающих людей с обмороженными руками и ногами. У меня, слава Богу, пока что всё цело, и теперь это очень хотелось бы сберечь до предстоящей встречи с вами, а потом уж вы меня будете беречь, а я - вас... Надеюсь, мои сыновья стараются хорошо учиться, но я ничего об этом не знаю. Где учится Юзик, чему учится? Мой дорогой ангел, ты только береги двух наших парней, направляй их, заботься о них, и твои старания окупятся. К сожалению, я пока что изолирован от вас и не могу даже сказать, в каком направлении ведёт меня судьба путями суровых испытаний...

Вы спрашивали меня об окружающих меня людях. Со мной здесь много из наших мест. Бывший бобруйский учитель Щигелъский просит передать привет комбинатскому возчику Грибиневичу, живущему на Минской улице. Белявский, молодой человек лет двадцати пяти, работает здесь при больнице. Когда я болел, он заботился обо мне как о родном отце. Говорил, что его родные живут на улице Карла Маркса. Очень много здесь венгерских ребят из Ужгорода, Мукачево, Марамароша, да и откуда угодно.

Большей частью еврейские ребята вечерами идут ко мне, будто я их дядя. Был здесь парень из Боршоднадя, Арпад Ерсен, с ним я больше года ел из одной миски. Много хорошего сделал он мне. Хочется когда-нибудь его отблагодарить. Уже три года прошло, как его куда-то перевели. Думаю, что он ещё здесь, где-то в тайге.

Конечно же, если у меня есть лишний кусок хлеба, я его тоже отдаю нуждающемуся. Ещё один молодой венгр из Петрожени был для меня как родной сын, но его тоже куда-то перевели.

Уже более года живу совершенно один, не с кем слова сказать, что очень раздражает. Проводимые здесь так называемые \"культурные мероприятия\" меня совершенно не интересуют... все мои мысли только об одном, как бы ещё раз подняться на поверхность жизни...

Местный художник начал рисовать для вас мой портрет, но он наобещал многим, собрал деньги вперёд, а теперь прячется... Если закончит, то вышлю вам...