В перерыве между лекциями у дверей Большой Горной аудитории, что на втором этаже Первого горного корпуса, меня окликнула секретарь деканата.
- Срочно звони в ОКС, - взволнованно сообщила Лена и потянула меня за рукав в сторону кабинета декана. - Сам Агапитов звонил, сказал, что ты очень нужен!
Раз зовет заместитель директора по капитальному строительству, то дело, действительно, неотложное. Я тут же сообразил, что предстоит работа. И не простая, а очень хорошая: чем быстрее надо, тем выгоднее для нас, студентов, будет задание.
С ОКСом у нас, геологов, были налажены устойчивые деловые связи. Так сложилось, что меня часто звали помочь в проведении какой-то акции. Это сейчас так зовут важное общественное мероприятие. А тогда это называлось просто: привлечение студенческой силы для выполнения неотложной и краткосрочной работы.
И нас звали то разгрузить вагоны с мебелью, то сутки провести на Черемошниках, набивая автомашины круглым лесом или пиломатериалами. Приходилось грузить и кирпич, и химикаты, и бочки с благоухающим спиртом, а также многие другие материалы, поглощаемые стремительно строящимся политехническим. Однажды нам доверили, как выразился шеф, даже груз \"высокой культуры\", то есть декорации для выездного спектакля.
Естественно, что нам, бедным студентам, это весьма нравилось. Во-первых, это был очень неплохой заработок. Во-вторых, по договоренности с деканатом, нас без каких-либо возражений отпускали с занятий. И, наконец, такая работа шла нам в зачет, повышая наш социальный статус, который через много лет стали звать рейтингом. Еще бы: потом на всех собраниях вспоминали, что студенческие бригады геологов оказали большую помощь родному институту, приняв участие в стройке, в снабженческих или иных делах.
Наша оперативная бригада, помогавшая ОКСу, состояла из достаточно успешных студентов, которым пропуски занятий не мешали учиться на повышенную стипендию или хотя бы без троек. Таковы были условия игры: работа работой, а успеваемость должна быть только высокой.
Так случилось и на этот раз. Было велено придти в ОКС вечером и только вдвоем, с крепким надежным парнем, желательно, геологом, уже имеющим опыт проходки мелких шурфов.
Подыскать такого напарника мне не составило труда. Выйдя из деканата, я тут же встретил Мишу Хена.
- Мишка, ты же летом на практике был в поисковой партии и занимался горными работами.
- И не просто занимался, а был техником-геологом!
- Я в Горной Шории только с мелкими канавами имел дело. А ты сам-то шурфы копал или просто рядом сидел?
- Да ты что! - возмутился товарищ. - До сих пор еще мозоли на руках не сошли. Верхонки нам выдавали одни на двоих на весь сезон! И, кстати, шурфы не копают, а пробивают, вот...
- Отлично, - обрадовался я. - Значит, никого мне больше искать не надо. Сегодня зовут шурфы копать. Оплата сразу. Пойдешь?
- Э, нет, - протянул рассудительный Михаил. - Смотря сколько заплатят... И ты скажи толком: где копать, сколько копать, зачем копать и почему вот так срочно, сегодня же?
- Сейчас все объясню по порядку. Платят по 60 рублей в день.
- Это неплохо, - сразу оценил Миша, что было совсем нетрудно, поскольку стипендия, даже повышенная, у нас была 560 рублей в месяц. - Так, рассказывай дальше.
- Копать у меня в огороде...
- Как это? В твоем огороде? - прервал меня Миша.
- В бывшем огороде. Это у Лагерного сада, за клиникой Савиных. Там раньше наша пашня была. От мединститута, где моя мама работала, землю под картошку выделяли.
Шурфы нужны для строителей, для инженерной геологии, там новый институтский корпус проектируется. А срочно потому, что работу эту делает Сулакшина, она просила не откладывать, начать сегодня.
- Как, Галина Алексеевна сама занимается этой работой?
- Да, именно она. Изыскания там проводит факультетская кафедра гидрогеологии и инженерной геологии. Так что пойдем прямо сейчас в ОКС, там все объяснят, что к чему.
Действительно, в ОКСе нам все объяснили, серьезно и научно.
Оказалось, что в Москве, в министерстве, усомнились в каких-то параметрах, характеризующих несущую способность грунтов. Об этом нам тут же рассказала очень уважаемая преподавательница, доцент кафедры Сулакшина, читавшая нам курс гидрогеологии. Дело было в том, что лессовидные суглинки, слагающие всю Лагерную террасу Томи, обладают какими-то уникальными способностями намокать, сжиматься, проседать и еще чем-то.
- Ребята, - повторила она, - задание очень срочное и ответственное. Послезавтра мы должны его выполнить. Надо отправить образцы грунта в Москву, на повторные анализы, во Всесоюзный гидрогеологический и инженерно-геологический институт, который еще зовется ВСЕГИНГЕО. Мы уверены, что там, проведя контрольные исследования, получат те же коэффициенты, что и здесь, в Томске. Без них нам чиновники-москвичи не верят. А строить здесь будут большой корпус, такой, каких у нас в ТПИ, да и во всем Томске еще нет.
- Так что сейчас пойдем в Лагерный, я покажу, где копать надо. Всего нужно пройти три шурфа глубиной в полтора, три и четыре метра. Потом получите инструменты, и рано утром - за работу!
И мы быстрым шагом направились в Лагерный следом за энергичной Галиной Алексеевной. По дороге она нам с энтузиазмом рассказывала, как важно точно определить несущие способности грунтов, так как без этого дом со временем просто рухнет. Или, если эти самые способности недооценить, приуменьшить, то фундамент будут делать излишне массивным, что очень удорожит стоимость строительства.
Сулакшину мы все любили, так как она могла рассказывать о самых сложных вещах просто и образно. По ее словам получалось, что гидрогеология и инженерная геология - самые важные и нужные из всех геологических наук. Доказывала она это убедительно. В самом деле, ведь вода - это самое необходимое полезное ископаемое на планете, а инженерными изысканиями человек занимается не то что с древних, а с доисторических, пещерных времен.
Поэтому ее предмет хотелось не только учить и \"сдать\", но и знать. Изнать на \"отлично\". Рассказывают, что однажды к Галине Алексеевне пришел студент-дипломник с просьбой повторно принять экзамен. Он ее удивил:
- У вас же в зачетке стоит \"хорошо\". И \"красный\" диплом уже обеспечен, так?
- Да, четверок у меня мало, троек нет. Но я хочу убедиться, что гидрогеологию понимаю и знаю ее на \"отлично\".
Естественно, что после неспешной двухчасовой беседы в зачетке энтузиаста-студента появилась еще одна высшая оценка.
Такой была Галина Алексеевна, учительница и воспитательница многих поколений геологов. К тому же она была и заботливой руководительницей, не забывающей о студентах, нуждающихся в дополнительном заработке.
Придя на заброшенную, поросшую высокими сорняками пашню, Галина Алексеевна воткнула посреди травы три колышка, отстоящие друг от друга на 50 метров. Они обозначали место закладки шурфов сечением полтора на полтора метра.
- Да, чуть не забыла! Сегодня же заготовьте дров, не очень много, но чтоб на хороший костер хватило!
- А зачем костер, - удивились мы. - Мы что, там и ночевать будем?
- Нет, костер нам понадобится, когда закончите шурфы. Я покажу потом...
...Ранним майским утром, радуясь ясной погоде, мы с Мишей принялись кидать землю. Решили, что сначала пройдем два мелких шурфа, а затем вместе возьмемся за глубокий.
Миша, как более опытный, взялся за трехметровый шурф, великодушно уступив мне самый мелкий.
- Эта детская ямка как раз по тебе, - с усмешкой сказал он. - До обеда ты его, конечно, закончишь!
Грунт был сухой и легкий. Поэтому сначала мы копали обычными лопатами, а потом, углубившись, сменили их на заступы с совсем короткими черешками.
Работа спорилась. Высокая трава скрывала от нас и здания факультетских клиник, и деревья Лагерного сада. Временами казалось, что мы находимся далеко от людей, в глухой тайге...
Потом мы наскоро пообедали, удовлетворившись традиционным меню из двух блюд: один белый батон и поллитровка газировки на двоих.
После обеда я закончил свой шурф и перешел на третий, четырехметровый. Вскоре ко мне пришел на помощь Миша. Но пройти шурф засветло мы не смогли...
- Что будем делать? - спросил я Мишу. - Бросим его до утра, придем пораньше? Или...
- А что еще ты предлагаешь? - отозвался Миша. - Как мы ночью-то копать будем?
- Запросто! Костер зажжем, если совсем темно станет.
- А дрова? Попадет нам от Галины Алексеевны, что сожгли их без нее.
- Да там еще дров много. Принесу утром.
- Ну что ж, давай так! А ты теперь уже готовь подъемник, то есть ведро на веревке. Будем породу выдавать наверх. И сами по веревке лазить будем вниз, по очереди.
- Ладно. Ты, Миша скажешь, когда устанешь. Так и будем по переменке лазить в забой.
Но костер нам ночью жечь не пришлось. На глубине, у самого забоя, все равно было темно: свет от костра туда практически не проникал. А наверху, где громоздилась большая куча выброшенной из шурфа породы, было достаточно светло даже при лунном свете. Это позволило нам откинуть в сторону глину, чтобы расчистить вокруг шурфа узкую бровку, которую почему-то называли по-немецки бермой.
Миша во время перекура объяснил мне, что эта самая берма называется предохранительной, служащей для того, чтобы порода не сыпалась назад, в шурф, на голову забойщику. И ширина ее должна быть не менее одной десятой от глубины шурфа, то есть, в нашем случае, не менее сорока сантиметров.
Около полуночи мы ушли в свое общежитие на Советскую, 84.
Переночевав, наскоро позавтракали, доев вчерашнюю овсянку, приготовленную дежурным по комнате.
Чуть ли не на рассвете мы уже были у шурфов. Из третьего шурфа пришлось на веревке поднять ведер пятьдесят земли, так как лопатой выкидывать напрямую было уже трудно. И к девяти утра этот шурф был готов.
Только успели зачистить забои, как подошла Галина Алексеевна.
- Так, ребята, вы молодцы! А теперь слушайте меня. Ты, Федя, разводи костер, а мы с Мишей полезем в шурф, монолиты брать.
- Галина Алексеевна, а костер-то зачем сейчас, прямо с утра?
- Огонь нужен, чтобы растопить парафин. Прямо в вашем большом ведре. Вот, я с собой принесла. Будем парафинить монолиты, то есть пробы грунта. Отберем из стенок каждого шурфа по одной пробе. Начнем с первого.
У самого забоя, выровняв стенку, мы ножом вырезали аккуратный кубик размером 30 на 30 сантиметров. Осторожно, как праздничный торт, передвинули его на фанерку, подняли на поверхность и тут же, прямо у шурфа, окунули его в ведро с горячим жидким парафином.
Галина Алексеевна объяснила:
- Эта вещь называется монолитной пробой грунта. Мы практически сохранили структуру породы, ее влажность и другие свойства. Сейчас монолиты остынут, потом привезут ящики, мы еще раз обольем их парафином и аккуратно запакуем. Завтра ящики повезут в Москву, самолетом. Там их уже ждут. А анализы будут уже через месяц...
- Через три года здесь будет стоять красивый дом, учебный корпус ТПУ номер 10, - мечтательно говорила Галина Алексеевна. - Вы к тому времени уже закончите свою учебу и уедете. А в корпусе когда-нибудь будут учиться ваши дети, внуки и так далее...
С тех пор прошло более полувека... Профессор кафедры геологии Восточно-Казахстанского технического университета Михаил Григорьевич Хен часто приезжает в Томск. Приходит в десятый корпус к геологам, к геофизикам. Встречаясь с ним, мы вспоминаем, как когда-то копали здесь шурфы. И шутливо спорим о том, чей шурф был под нынешним туалетом, а чей - под столовой...
Федор БАКШТ, доцент ИГНД.