Константин Владимирович Радугин… Это имя я первый раз услышал ещё школьником во время Великой Отечественной войны в 1943 г., когда по томскому радио сообщили, что профессор ТПИ К.В. Радугин удостоен Сталинской премии за открытие марганцевого месторождения.
А в сентябре 1951 г. я впервые увидел его на вступительной лекции по общей геологии. В аудиторию вошел высокий, седоватый, чуть сутулящийся человек с лауреатским значком на темно-синем костюме и сразу привлек моё внимание своей какой-то мягкой, почти застенчивой манерой обращения с окружающими. Ровным негромким голосом он начал неторопливо читать лекцию, сопровождая её четкими рисунками на доске.
Многие говорили, что читает он нудно. Да, Цицероном он не был. Но когда заставишь себя вслушаться, сквозь усыпляющую монотонность начинала проступать строгая и убедительная логика изложения и вырисовывались ясные пространственно-временные картины сложнейших геологических процессов.
А его умением рисовать я восхищался всегда! Бывало, заведёт долгий разговор в защиту своих представлений о геологическом строении Манского прогиба и параллельно, на первом попавшемся листке бумаги, хорошо заточенным карандашом, набрасывает карту. Все линии и знаки наносит аккуратно, почти изящно и только один раз. И происходит какое-то чудо (рис.): прямо на глазах, на клочке бумаги размером с ладонь появляется карта целого региона со всеми геологическими границами, дизъюнктивами, знаками литологии, местами находок фауны и флоры. И всё миниатюрно, но абсолютно ясно. А вокруг карты - четкие комментарии взаимоотношений, проблем, каких-то особенностей, а от них - волосовидные стрелочки к соответствующим местам на карте. Я бережно храню все эти карандашные экспромты К.В. Радугина и не упускаю возможности демонстрировать их студентам как образец работы мысли, воплощенной в рисунке.
Тщательность, скрупулёзность в работе и профессиональная память у К.В. Радугина были поразительны. Рассматривая под лупой какой-нибудь случайный образец, он своим тихим голосом излагал целый трактат о его геологическом строении и истории формирования и обязательно присовокуплял, что такие горные породы он видел где-нибудь в Горной Шории, в таком-то довоенном году, чуть ли не такого-то числа, по правому борту такого-то ключа, в стольки-то метрах от устья…
Он очень ответственно относился ко всему, чем занимался. Ну что такое, с высоты его профессорского величия, первая, довольно примитивная, статья его аспиранта? Тем не менее, он всю её изукрасил аккуратнейшими исправлениями моих грамматических (увы!) ошибок и написал подробные замечания, общий объем которых оказался раза в два больше самой статьи!
Именно эта тщательность в работе, помноженная на колоссальную геологическую эрудицию, позволила ему совершить одно из своих славных дел – открыть Усинское (Усовское, как говорил он сам) месторождение марганца. История эта уникальна. Ведь проявление приповерхностных окисных руд на будущем месторождении было известно давно. Не один десяток геологов посещали эту точку, даже разведывали её и признавали бесперспективной из-за ничтожных запасов.
И только К.В. Радугин, вооруженный лишь молотком и лупой, провел на рудопроявлении несколько часов и, как он сам рассказывал, заплясал от радости на его вершине, ибо уже знал, что под ногами у него не только жалкие тысячи тонн бросающейся в глаза окисной руды, которую все изучали, разведывали и т.д., но и миллионы тонн неприметного манганокальцита, который все принимали за обычный известняк. Поразительно также и то, что после нескольких дней чисто визуального обследования всего месторождения Константин Владимирович дал прогнозную цифру запасов в 700 млн тонн. Детальная разведка дала ту же цифру! Я не упускаю случая рассказать эту историю студентам как пример настоящего научного открытия, а не просто \"шёл, споткнулся о камень, оказалось - руда...!\". И это не единственное рудное открытие Константина Владимировича. Я помню заседание при главном инженере ЗСГУ, где-то в 1957-58 гг., на котором один из геологов (В. Фоминский) оспаривал первооткрывательство горношорских (белкинских) фосфоритов, утверждая, что именно он первым указал на их обломки в аллювии.
Эти открытия, между прочим, сослужили Константину Владимировичу добрую службу. Помню, какое странное, гнетущее впечатление произвела на меня, молодого геолога, статья вышеупомянутого А.Л. Додина и иже с ним, озаглавленная: \"Об ошибочных и вредных теориях К.В. Радугина о геологическом строении Горной Шории\", датированная, если мне не изменяет память, 1950 г. В ней К.В. Радугина напрямую вредителем не называли, но между строк это читалось отчётливо. Короче, только Сталинская премия за открытие Усинского месторождения спасла Константина Владимировича от ареста в 1948-49 гг. вместе с другими томскими геологами - им ведь инкриминировалось \"сокрытие месторождений\". Та история с возможным арестом крепко испугала его. Даже через много лет он очень неохотно брал в руки обычную топооснову: а вдруг он потеряет секретный документ!
Интересно, что сам Константин Владимирович спокойно относился к своей славе первооткрывателя. Потому что главным делом своей жизни считал расчленение докембрийских отложений на палеонтологической основе. Еще в 1937 г. на Московской сессии геологического конгресса он впервые в мире на весь свет заявил о необходимости и принципиальной возможности этого. Он много сделал для воплощения этой идеи в жизнь. Несомненно, что все, кто занимался последние десятилетия стратиграфией и палеонтологией древних толщ, многим обязаны К.В. Радугину. Недаром он был первым официальным палеонтологом в Западной Сибири в 30-е годы.
Другим краеугольным камнем всей его научной деятельности было дальнейшее развитие и пропаганда учения акад. М.А. Усова о геологических формациях. Естественно, что для К.В. Радугина, как вернейшего ученика М.А. Усова и настоящего полевого геолога, во главу угла ставившего работу на обнажении, учение о циклах и фазах тектогенеза стало геологическим мировоззрением. И я иногда думаю, а может быть мы все тогда просто не доросли еще до глубины его проникновения в тему.
Отрадно отметить, что коллектив кафедры общей геологии ГРФ ТПИ, которой долгие годы заведовал Константин Владимирович, его ученики и последователи Г.А. Иванкин, И.И. Коптев, В.А. Шипицин и др. унаследовали его подходы к полевым исследованиям с тщательным выяснением структурных взаимоотношений геологических тел и опирались на них при составлении геологических карт.
Как в целом оценить вклад Константина Владимировича Радугина в познание геологии Западной Сибири и его роль как преподавателя? Скажем коротко: это был типичный и достойнейший представитель Томской геологической школы, возглавлявшейся академиком М.А. Усовым. К сожалению, это понятие - \"Томская школа геологов\" в настоящее время больше историческое…
В личном плане ему не повезло, и радостей от обычной жизни он получил немного. Может быть, это было результатом его глубочайшей увлечённости работой, когда всё остальное просто не имело для него значения. Очевидно, отсюда же и его, граничащий со скупостью, аскетизм, и редкая неприхотливость в быту (из своей Государственной премии он на себя не потратил ни рубля! – половина еще в войну была пожертвована на танки; другая половина завещана кафедре для поощрения НИРС студентов и молодых сотрудников); и некоммуникабельность - он не умел, а скорее всего, не хотел вести \"светские разговоры\", хотя о геологии мог говорить часами с кем угодно… Между прочим, многие свои статьи, сочинения, заметки и т.д. он подписывал просто: геолог К. Радугин, без всякого упоминания прочих своих титулов.
Хотя, время от времени, сквозь свойственную ему сдержанность, проглядывало некое чувство собственного достоинства, даже почти высокомерия. Думаю, что в глубине души он считал себя незаслуженно непонятым и отвергнутым.
Странный, чтобы не сказать нелепый, очень скромный человек, он, тем не менее, одновременно производил впечатление неординарной, даже выдающейся личности, отмеченной настоящей божьей искрой пытливого ума и бескорыстного и всепоглощающего служения избранному делу.
С.С.ГУДЫМОВИЧ, доцент кафедры общей геологии.