Газета Национального исследовательского
Томского политехнического университета
Newspaper of National Research
Tomsk Polytechnic University
16+
Основана 15 марта 1931 года  ♦  FOUNDED ON MARCH 15, 1931
Архив номеров Поиск

Иван Чучалин: «Любите наш Политехнический!»

Выдающемуся ректору университета исполнилось 90 лет

ИВАН ПЕТРОВИЧ ЧУЧАЛИН — ЧЕЛОВЕК-ЭПОХА ДЛЯ ТОМСКОГО ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО И ВСЕГО НАУЧНО-ОБРАЗОВАТЕЛЬНОГО КОМПЛЕКСА ГОРОДА. УЧАСТНИК ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ, ВЫДАЮЩИЙСЯ УЧЕНЫЙ, ОРГАНИЗАТОР НАУКИ И ВЫСШЕЙ ШКОЛЫ, ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ПЕДАГОГ. 15 ОКТЯБРЯ ЕМУ ИСПОЛНИЛОСЬ 90 ЛЕТ. В КАНУН ЮБИЛЕЯ МЫ ВСТРЕТИЛИСЬ С ИВАНОМ ПЕТРОВИЧЕМ И ПОПРОСИЛИ ОТВЕТИТЬ НА ВОПРОСЫ НАШЕЙ ГАЗЕТЫ.

Свой 90-й день рождения Иван Чучалин отметил в родном вузе. Поздравить юбиляра в ТПУ пришли руководители города, области, ведущих предприятий, томских университетов.

— Иван Петрович, в следующем году исполняется семьдесят лет, как ваша жизнь прочно связана с Томским политехническим. Какими были ваши первые впечатления от города и института?

— Это был первый послевоенный год и год 50-летия Томского политехнического. Томск был тогда городом маленьким, почти уездным. Транспорта — никакого, передвигались пешком. Знакомый Павел Гольцов (потом у нас в НИИ работал) был кучером, возил Александра Акимовича Воробьева в пролетке. Жил я в общежитии (Студгородок, 10). Первую зиму мерзли нещадно. Спали, укрываясь, чем придется. По утрам даже чернила замерзали. Но сам институт внушал уважение. И своими старинными корпусами, и профессурой.

— В 1943-м вы из десятого класса отправились на фронт. Сложно было поступать после перерыва «на войну»?

— Таких, как я, был не один десяток. Много вчерашних фронтовиков поступало. Я с приятелями полгода готовился к экзаменам, днем — работали, вечерами и по выходным — гоняли друг друга по программам вступительных испытаний. Сдавали семь экзаменов, я получил «отлично» и «хорошо», только с немецким возникла проблема. В нашей школе в небольшом горняцком городке Артемовске Красноярского края с учителями иностранных языков было туго. Преподавательница на вступительном экзамене послушала, как я мучаюсь, посмотрела на предыдущие оценки и поставила тройку, посоветовав обучаться английскому с самого начала.

— В чем проявлялась секретность вашей учебы?

— Все работы по атомной проблематике были за «семью печатями». Воробьев добился открытия в ТПИ специальности по ускорителям — как раз под его руководством в институте создали первый отечественный бетатрон. Раз специальность секретная — учебников никаких не было. Выдавали прошнурованные, пропечатанные тетради, вечером после занятий их надо было сдавать в спецчасть под роспись. На дом, в общежитие, даже в сессию не выдавали. По правде говоря, никаких особенных секретов лекторы нам не выдавали, им самим все приходилось брать из открытых источников да из своей головы…

— Вы думали тогда, что бетатроны станут для Томского политеха его визитной карточкой?

— Мы просто их делали. В аспирантуре мне с одногруппником Иваном Лещенко предложили разработать бетатрон на 100 МэВ. За Лещенко — конструкция электромагнита, измерение, настройка поля, а за мной — все электрические схемы. Бетатрон мы создали, но он не заработал. Материалы ускорителя не позволили создать хорошее магнитное поле.

Синхротрон «СИРИУС».

Свои схемы я испытал на действующем бетатроне, работу признали результативной. Но еще до защиты кандидатской диссертации Воробьев пригласил меня и нескольких аспирантов поучаствовать в создании синхротрона. После утверждения диссертации в ВАКе меня назначили заведующим лабораторией № 2, которая продолжила проектирование синхротрона — будущего «СИРИУСа». А в 1958 году — директором НИИ ядерной физики, электроники и автоматики при ТПИ. За год до этого я два месяца провел в Кремле, в Совете министров, занимаясь комплектацией уникальных материалов оборудования и приборов для ускорителя, которые выделить могли только по постановлению правительства. 25 января 1965 года осуществили физический запуск. Это было ночью, я позвонил Воробьеву, он тут же примчался.

У меня была припасена бутылка шампанского, которую торжественно распили, а на этикетке все присутствующие поставили свои подписи. Бутылка сейчас хранится в музее ТПУ. «СИРИУС» стал самым крупным электронным синхротроном в Советском Союзе, одним из крупнейших в мире — его мощность была доведена до 1,5 миллиарда электронвольт.

— Иван Петрович, как удалось пробить для ТПИ ядерный реактор?

— В 1957 году правительство предписало построить три ядерных исследовательских реактора для подготовки кадров для атомной промышленности — в МИФИ, Уральском политехническом и у нас. Уральцы позже отказались из-за аварии на «Маяке». Мы были не против, но министр среднего машиностроения Ефим Славский не спешил со строительством, считал, что реакторы под Томском уже есть, а новый рассекретит Сибхимкомбинат. Вопрос рассматривался Научно-техническим советом Минсредмаша под председательством Игоря Васильевича Курчатова. Из-за болезни Воробьева пришлось ехать мне, 32-летнему ученому. Выступать перед такими авторитетами было волнительно. Мнения разделились, и Игорь Васильевич попросил меня написать на доске фамилии ученых, которые будут выполнять исследования на нашем реакторе. Я написал фамилии академиков В.Д. Кузнецова, А.Г. Савиных, И.В. Торопцева, С.П. Карпова, профессоров А.А. Воробьева, Л.П. Кулева, А.Н. Добровидова, А.М. Розенберга и других. Курчатов, обращаясь к членам Совета, сказал: «Томск — это научный центр Сибири. Если мы построили исследовательские реакторы в Грузии, Белоруссии, Узбекистане и других республиках, как можем отказать известным российским ученым-томичам».

Постановили: реактору в ТПИ быть! Запустили его в июле 1967 года. ИРТ-1000 — исследовательский реактор типовой мощностью 1000 кВт. В 1985 году, когда я был ректором ТПИ, провели модернизацию, довели мощность до 6000 кВт. Некоторые называют его учебным, это неправильно. Он не тренажер, а настоящий ядерный реактор, предназначенный для одновременного проведения большого числа исследований, имеет доступ в 10 радиальных каналов к активной зоне и еще около 20 вертикальных. В промышленных реакторах такого нет.

— Как ректору ТПИ вам досталось последнее десятилетие перед распадом Советского Союза. Какое это было время?

— Для ТПИ это были хорошие годы. В 80-х по объему исследований институт занимал второе место в СССР после Ленинградского политеха. По вузу значительно повысился процент «остепененных» сотрудников. Для слияния научного и учебного процессов создали несколько учебно-научных и учебно-научно-производственных комплексов, объединив некоторые факультеты и НИИ. Укрепили материальную базу. 10 жилых домов, спорткомплекс на три зала. Когда построили мемориал в Лагерном саду, где был наш стадион, Лигачев запретил рядом в спортивной одежде бегать, но дал указание выделить нам участок на Южной. Так появился стадион «Буревестник». В те годы был выстроен 19-й корпус, но без отделки. Наступил кризис, деньги кончились. Его достроили уже при Юрии Петровиче Похолкове.

— С какими чувствами следите за развитием родного университета?

— С интересом и благодарностью. Приятно, что руководители вуза, пришедшие на смену, продолжили и приумножили славу Томского политехнического. Юрию Петровичу Похолкову удалось преобразовать институт в университет, включить его в свод особо ценных объектов исторического наследия. В канун 100-летнего юбилея, благодаря помощи выпускников, были приведены в порядок ряд учебных корпусов. Многое сделал Петр Савельевич Чубик: ТПУ стал национальным исследовательским университетом, вошел в топ-15 ведущих вузов страны, занимает хорошие места в мировых рейтингах. Радует, что ТПУ становится все более привлекательным для талантливых абитуриентов. Нынешним студентам-политехникам пожелаю по уму пользоваться возможностями, которые предоставляет наш вуз. Приобретать навыки научной работы, овладевать иностранными языками, ездить по миру, учиться у иностранцев лучшему и обязательно возвращаться на родину. Любите наш Томский политехнический университет!

Беседовал Сергей Никифоров