Выстрел в главном корпусе

Загадочная смерть профессора Льва Тове

Кровавый полдень

Утром 17 января 1917 года профессор Томского технологического института Лев Львович Тове принял в горном корпусе экзамены у трех студентов, поставил им «пятерки» и отправился в главный корпус, где его уже ждали на заседании испытательной комиссии – в этот день два выпускника горного отделения защищали дипломные работы.

В перерыве, извинившись, Тове покинул зал. В коридоре он встретил нескольких преподавателей и служащих института, коротко поговорил с ними, после чего зашел в профессорскую комнату, расположенную справа от актового зала. Было около полудня.

Выстрела никто не услышал.

Преподаватель рисования Захарий Рокачевский, заглянувший в комнату спустя несколько минут, не сразу понял, что здесь произошло что-то страшное.

На диване, прикрыв глаза, полусидел-полулежал Лев Тове. Рокачевский сначала даже подумал: вздремнул человек, но вдруг увидел в правой руке профессора револьвер. Испугавшись, Рокачевский выбежал из комнаты с криком: «Несчастье! Несчастье!».

Пристав 5 участка города Томска, вызванный по телефону директором ТТИ Бобарыковым, зафиксировал в протоколе следующую картину: «Труп покойного находится во втором этаже главного корпуса института по Садовой улице… в профессорской комнате на клеенчатой кушетке, в полулежачем положении; одет в форменную черного цвета тужурку и такие же брюки, на ногах кожаные штиблеты, на глазах очки. В правой руке зажат револьвер системы «Смит и

Вессон» среднего размера; никаких следов борьбы или беспорядка не усмотрено. На конторке в этой же комнате на полулисте чистой бумаги лежит записка, писанная карандашом, следующего содержания: «Для пользы дела должен посторониться и передать его в более твердые руки. Желаю успеха, чтобы шло быстрее. 17/

1-17г. Тове», и запечатанное письмо на имя Гудкова…».

Изучив обстоятельства дела, пристав Ляшков определил: «С несомненностью установлено, что он (Л.Л. Тове) сам лишил себя жизни…».

Смерть профессора Тове ввергла в шоковое состояние весь институт. Лев Львович был человеком незаурядным. Его уважали коллеги, любили студенты. Сын обрусевшего англичанина, выпускник Санкт-Петербургского горного института, он прибыл в Томск в 1902 году по личному приглашению профессора Владимира Обручева, будучи уже известным специалистом в области горной и золоторудной промышленности. Был избран по конкурсу и.д. экстраординарного профессора ТТИ по кафедре горного искусства. В 1904 году впервые в России начал читать студентам курс лекций «Золотое дело» как неотъемлемую часть подготовки сибирских горных инженеров. Четыре года был деканом горного отделения ТТИ. Обладал феноменальной памятью и считался энциклопедистом во всем, что касалось горного дела.

К своим 50 годам он добился немалых профессиональных высот. Что же заставило профессора свести счеты с жизнью в тот трагический январский полдень?

Роковое назначение

…Современники, друзья и коллеги покойного считали, что к роковому решению его привело назначение на должность

сибирского районного уполномоченного по топливу.

В условиях Первой мировой войны по всей стране обострилось положение с обеспечением предприятий и населения разными видами топлива и дровами. В 1915 году в Петрограде было создано Особое совещание по топливу (или просто ОСОТОП).

На местах работой по управлению производством и распределением топлива занимались районные уполномоченные Председателя ОСОТОПа.

Под управлением Льва Тове оказалась огромная территория, объединяющая Акмолинскую и Семипалатинскую области, Енисейскую, Иркутскую, Тобольскую и Томскую губернии. Новая обязанность потребовала от него неимоверного напряжения физических и душевных сил. Тове этой нагрузки не выдержал.

Такова официальная версия случившегося. 18 января в газете «Сибирская жизнь» томский публицист Александр Адрианов написал: «Огромная ответственная работа, связанная, при нашем всеобщем расстройстве, с невероятными затруднениями, с ежедневными укорами и требованиями неудовлетворенных потребителей, до такой степени издергала нервы уполномоченному, что он лишился отдыха, лишился сна…». Директор технологического института Иван Бобарыков в отчете о происшествии подтверждал такую трактовку: «Покойный в последнее время был почти постоянно в удрученном состоянии духа, в подавленном настроении, но окружающие относили это к возможному сильному переутомлению, так как покойный часто жаловался на усталость, и не придавали особенного значения, зная, что на долю Л.Л. Тове выпала тяжелая и очень ответственная работа. Трагическая развязка при вышеизложенных условиях может быть объяснена лишь резким нарушением душевного равновесия».

Голосу уважаемых мужей вторила вдова профессора, Александра Гавриловна Тове, которая в своих показаниях называла причиной самоубийства мужа «сильное переутомление»: «Новая должность уполномоченного по топливу сопровождалась получением массы телеграмм и невозможностью их удовлетворить, отсутствие силы воли отказаться от этой должности заставило (его) покончить с собой».

Неувязки

…Казалось бы, все очевидно и на этом можно было бы и поставить точку. И все-таки в истории с самоубийством Льва Тове остается много темных пятен и странностей.

Первое, что вызывает недоумение, как мог истинно любящий глава обширного семейства вот так запросто покончить с жизнью, хорошо зная, что тем самым он оставляет жену и детей (трое из которых несовершеннолетние), без средств к существованию. После смерти Тове обнаружилось, что у него практически нет денежных накоплений.

Институт не оставил без попечения семью покойного. Ей была установлена пенсия в размере 1600 рублей в год. И все же… Почему мысль о судьбе детей не остановила Льва Тове перед нажатием на револьверный курок? Загадка…

Сомнения вызывает версия о сильном переутомлении профессора Тове. Мы достоверно знаем, что назначение на «роковую должность» Лев Львович получил 1 декабря 1916 года. Но так же достоверно известно, что к исполнению своих обязанностей он приступил только 26 декабря, о чем он сам извещал в «Объявлении от сибирского районного уполномоченного Председателя Особого совещания по топливу». Под объявлением стоит дата — 2 января 1917. В газетах оно вышло на несколько дней позже (в новониколаевской «Голос Сибири» 8 января, в «Жизни Алтая» — 10 января, в томской «Сибирской жизни» — 15 января).

Фактически ко дню смерти Льва Тове деятельность управления сибирского уполномоченного по топливу только разворачивалась! Не мог за эти две недели опытный и зрелый инженер, ученый, управленец так запросто сдаться и «устать». Нет, здесь дело не в усталости и переутомлении, а в чем-то другом! Тогда в чем же?

Прежде всего, зададимся вопросом, почему именно Лев Львович Тове был назначен на эту сложную и хлопотную должность «главного по топливу» в Сибири? Он все-таки специализировался больше на золоторудной промышленности. В Томском технологическом институте работали в то время работали признанные специалисты по каменному углю и другим видам ископаемого топлива. Взять хотя бы профессоров П.П. Гудкова и М.М. Усова. Рисуя личностный портрет Тове после его смерти, коллеги, друзья, ученики не забывали указать на мягкость характера Льва Львовича. «Слишком мягкий по характеру и неспособный отказать кому-либо в просьбе» (Адрианов), «он всегда старался уступить свое место другим, всегда склонен был думать, что другие лучше и достойнее его» (Гудков).

И вот представьте такого мягкосердного человека в роли должностного лица, которому нужно требовать, делить, перераспределять, запрещать, отказывать.

Трудно сегодня установить, кто, говоря современным языком, пролоббировал Льва Тове на эту должность. Павел Гудков утверждает в своих воспоминаниях, что Тове долго колебался, прежде чем дать согласие. И тем не менее — согласился, на свою беду. И, быть может, кому-то этим перешел дорогу?

Тому же Павлу Павловичу Гудкову, например. Человеку с ярко выраженным в то время общественным темпераментом и кипучей жаждой деятельности. Всего через год он станет первым руководителем Сибгеолкома, возглавит министерство торговли и промышленности в Сибирском временном правительстве… Или Михаилу Усову, тоже человеку довольно амбициозному… Или еще кому-нибудь.

Когда назначение уполномоченного состоялось, а работа все никак не начиналась, не стало ли это поводом для упреков в адрес Льва Львовича: мол, взялся за гуж, а дело делаешь медленно!

Еще раз внимательно перечитаем посмертную записку профессора: «Для пользы дела должен посторониться и передать его в более твердые руки. Желаю успеха, чтобы шло быстрее». Не кажется ли вам, что в ней содержится отзвук какого-то спора, эмоциональная реакция на чьи-то претензии?

Вспомним деталь из протокола осмотра места происшествия. В нем говорится об обнаруженной в профессорской комнате записке и… «запечатанном письме на имя Гудкова»! Сам Гудков в своих воспоминаниях ни о каком письме не упоминает, что странно. Оно вообще больше нигде не фигурирует. Что было в нем? Еще одна загадка!

А что, если дело было так. Профессор Тове утром 17 января принимает экзамены. У него хорошее настроение, он ставит «пятерки» студентам, затем идет на защиту дипломных работ. Среди членов комиссии, возможно, находится тот, кто в последние дни часто попрекал Льва Львовича за недостаточно активную работу в качестве уполномоченного по топливу. В ходе заседания или в перерыве звучат новые упреки. Тове не выдерживает, уединяется в профессорской комнате, в сильном душевном волнении пишет записку и письмо коллеге, достает револьвер и нажимает курок. Дело кончено.

В эту версию не вписывается, пожалуй, лишь одно крохотное звено. Зачем профессор приходил на экзамены с револьвером в кармане?

Подготовил Сергей Никифоров