Быт и будни научного коллектива в Арктике
В КОНЦЕ НОЯБРЯ В ТОМСКОМ ПОЛИТЕХНИЧЕСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ ПРОШЕЛ МЕЖДУНАРОДНЫЙ ФОРУМ, ПОСВЯЩЕННЫЙ ИЗУЧЕНИЮ БИОГЕОХИМИЧЕСКИХ ПОСЛЕДСТВИЙ ДЕГРАДАЦИИ ВЕЧНОЙ МЕРЗЛОТЫ В СЕВЕРНОМ ЛЕДОВИТОМ ОКЕАНЕ. УЧАСТИЕ В НЕМ ПРИНЯЛИ ИССЛЕДОВАТЕЛИ ИЗ 12 УНИВЕРСИТЕТОВ И ИНСТИТУТОВ РОССИИ, ШВЕЦИИ, НИДЕРЛАНДОВ, ВЕЛИКОБРИТАНИИ, США И ИТАЛИИ. ПРАКТИЧЕСКИ ВСЕ ЭТИ УЧЕНЫЕ — УЧАСТНИКИ МОРСКИХ, РЕЧНЫХ И СУХОПУТНЫХ ЭКСПЕДИЦИЙ В АРКТИКУ. О ТОМ, КАКОВО ЭТО — ЖИТЬ И РАБОТАТЬ В СУРОВЫХ УСЛОВИЯХ АРКТИЧЕСКОГО КЛИМАТА — РОССИЙСКИЕ УЧАСТНИКИ МЕЖДУНАРОДНОГО ФОРУМА РАССКАЗАЛИ ГАЗЕТЕ «ЗА КАДРЫ».
Напомним, на базе Томского политехнического университета создана международная коллаборация по исследованию Арктики из 14 университетов и научных центров из России, Швеции, Нидерландов, Великобритании и США. Научная группа под руководством профессоров Томского политеха Игоря Семилетова и Натальи Шаховой выиграла на проведение этих исследований несколько крупных грантов, в частности Правительства РФ и Российского научного фонда. Исследования этого масташбного научного проекта уже сегодня меняют само понимание функционирования Арктической климатической системы. Во время своих экспедиций в Арктику ученые ТПУ с коллегами обнаружили значительную деградацию подводной мерзлоты. Получается, некогда надежная ледяная «пробка», препятствующая выходу огромных запасов газовых гидратов, сегодня «прохудилась», в ней появились талики. Через них мощные выбросы метана попадают в атмосферу. Сегодня ученые стремятся определить, какое количество метана захоронено на этих огромных площадях Сибирского арктического шельфа и какое влияние может оказать его высвобождение на эту чувствительную климатическую систему Арктики.
С 1990-х годов ученые совершали сухопутные и речные, а затем и морские экспедиции в Арктику. Только за последние три года на платформе ТПУ совместно с партнерами из Стокгольмского университета научному коллективу под руководством Игоря Семилетова удалось организовать пять полномасштабных летних и зимних комплексных экспедиций в моря Восточной Арктики, включая 90-суточную экспедицию на борту шведского научного ледокола «Оден» (июль–октябрь, 2014) и 45-суточную экспедицию на борту российского научно-исследовательского судна «Академик М.В. Лаврентьев» (сентябрь–ноябрь, 2016), две океанологические экспедиции с колонковым бурением с припайного льда моря Лаптевых (март–апрель, 2014 и 2015 годы), а также 30-суточную экспедицию из Обской губы вверх по течению реки Обь до Томска и обратно (июнь–июль, 2016). О том, как это было, участники международного форума в ТПУ рассказали газете «За кадры».
Лаборатория на санях
Владимир Тумской, старший научный сотрудник кафедры геокриологии геологического факультета МГУ, — наземный мерзлотовед, участник многих сухопутных экспедиций. В Арктике работает с 1997 года, совместную работу с Игорем Семилетовым осуществляет с 2011 года.
— Поскольку исследуем мы морской арктический шельф, то и работа ведется на морском арктическом льде. Участки для забора образцов выбираются, исходя из геофизических и океанографических данных, полученных в предыдущие годы с морских судов. По этим данным составляется маршрут экспедиции: выбирается порядка пяти участков, на которых планируется бурить скважины для забора образцов газов, воды, керна, — рассказывает Владимир Тумской. — Добираемся мы от одного участка до другого санно-тракторным поездом. На нем перевозим балки, провиант, буровую установку, топливо, научное и другое вспомогательное оборудование.
Добравшись до нужного места, ученые разбивают лагерь и приступают к сбору образцов для исследований. Живут все это время полярники в балках.
— Балок — это одно— или двухэтажный утепленный сарайчик, который стоит на полозьях, так что его можно перевозить по льду с помощью трактора. Он весьма надежен и просторен, — жить и работать в одном балке могут порядка 10–11 человек. Обычно в экспедиции у нас два-три таких балка, — говорит Владимир.
— Условия жизни в экспедициях вполне сносные, — говорит ученый. Нужды исследователи ни в чем не испытывают. Питание трехразовое, в балках тепло. Единственное неудобство — в них мало места, так что есть и работать приходится в одном помещении, большую площадь занимает исследовательская аппаратура. Но это, уверяют ученые, обычные походные издержки. Сроки таких сухопутных экспедиций бывают разными — от 10 дней до 1,5 месяцев.
— Все зависит от того, на каких глубинах проводится бурение и насколько сложные нам попадаются грунты. Одну скважину можно пройти за сутки, а можно и за неделю не управиться. Так что бывает по-разному, — поясняет Владимир Тумской. — Например, в 2012 году мы планировали экспедицию на конец марта — начало апреля, а накануне, в конце декабря 2011 года, в море произошло землетрясение. Ледовый покров на том участке шельфа, где мы должны были работать через два месяца, был весь поломан. В морском льде образовалась трещина, которая так и не заросла до конца ко времени нашего прибытия. Таким образом, район нашей работы сильно ограничился — пришлось срочно менять планы и задачи.
Нередки и встречи с обитателями здешних мест.
— Далеко от Тикси (города, являющегося самой северной точки России—ред.) мы не уезжаем, так что встреч с обитателями Арктики бывает не так уж много. Однако встречались мы и с белыми медведями, и с песцами, и с разными птицами. Был случай, даже морские тараканы к нам «в гости» наведывались. Когда бурим проруби для исследований, в них нередко можно увидеть рыбу. Словом, жизнь в Арктике кипит вовсю, — рассказывает Владимир Тумской. — Случаев, чтобы белый медведь напал на кого-то из членов экспедиций, не было. Медведи в Арктике понятливые, «интеллигентные». Если вдруг решат наведаться к нам в гости, мы их встречаем салютами и хлопушками. После такого приема, желание погостить у косолапых проходит. На рожон не лезут, благоразумно обходят двуногих чужаков стороной. Вот был однажды случай. Выхожу я из своего балка в соседний, где у нас находится кухня, а прямо между ними стоит белый медведь и пьет воду из пробуренной нами лунки. Пришлось «объяснить» гостю, что ему здесь не рады. А однажды на полярников-исследователей устроили охоту песцы.
— Мы стараемся подкармливать местную фауну, ведь живется зверям в Арктике не сладко. Обычно часть съедобных остатков мы выкладываем недалеко от нашего лагеря на лед. На одну из таких подкормок как-то пришли песцы. Они быстренько смекнули, что к чему, и стали часто появляться рядом с нашим лагерем — караулить, вдруг еще чего съестного перепадет. И когда мы долго их ничем не угощали, они начинали подбегать к людям, хватать их за штаны и требовать угощения. Как и медведям, пришлось им тогда объяснять с помощью салюта и хлопушек, что не все жизнь — малина, — смеется Владимир Тумской.
Транспорт по последнему слову техники
Денис Космач, научный сотрудник Тихоокеанского океанологического института ДВО РАН, инженер Международной научно-образовательной лаборатории изучения углерода арктических морей ТПУ, занимается измерением уровня метана в воде и донных осадках. С 2004 года молодой ученый побывал более чем в 25 морских и сухопутных экспедициях. В том числе в экспедиции на единственном в мире научном ледоколе «Оден».
— Экспедиции бывают совершенно разными. На маленьком судне условия спартанские. Бывает, лаборатория находится в том же помещении, где ты и живешь. Особенно это было в начале цикла наших работ, поскольку финансирование не позволяло нанимать специализированные суда. Самые комфортабельные условия, конечно, на научном ледоколе, который предназначен для работы вахтовым методом в Арктике. На таком судне можно жить подолгу, оно полностью автономно, — рассказывает Денис.
Бывал молодой ученый в экспедициях и на русских ледоколах, и на шведском «Одене». Условия жизни и там, и там, по его словам, очень даже хорошие. Просторные каюты, несколько лабораторий, трехразовое полноценное питание. На судне есть врач. В меню присутствуют фрукты и овощи, которые хранятся в холодильниках. Готовят еду полярникам-исследователям два повара.
— Однако есть между шведскими и российскими судами небольшие отличия. На шведском ледоколе, например, все более автономно — люди себя обслуживают сами: в столовой — шведский стол, уборка в каютах производится тоже самостоятельно. На российских ледоколах в столовой тебя обслуживают помощники повара, в каютах убирается специально нанятый для этого персонал, — рассказывает Денис Космач. — Кроме того, на российских ледоколах соблюдается сухой закон. На «Одене» же каждые выходные проходили общественные мероприятия, где экипажу подавали вино и эксклюзивное фирменное блюдо от шеф-повара. А одна из молодых ученых Ксения Щербакова отмечала на «Одене» свой день рождения. Повар по такому случаю испек ей именинный торт.
Словом, условия на научном арктическом ледоколе не хуже, чем на круизном лайнере или в современных поездах. Даже лучше, ведь речь идет об арктической экспедиции и здесь существует целый ряд нормативов, которые обязательно должны быть соблюдены. — Одно из главных правил в море — это поддержание экологии. Конструкцией судна предусмотрена система «умной» канализации, которая отделяет пресную воду и твердый осадок, который на суше перекачивается, а пресная вода потом может использоваться вторично в сантехнических целях. Существовали такие системы на ледоколах уже с 60-х — 70-х годов, — отмечает молодой ученый. — Кроме этого, если в России на суше культура раздельного сбора мусора только набирает обороты, то на наших отечественных ледоколах сортировка соблюдается строго и уже очень давно. Пищевые отходы обязательно должны быть размолоты, прежде чем выброшены. Бумага всегда сжигается, пластик и стекло отделяются, привозятся на сушу и сдаются на вторпереработку.
Есть, по словам ученых, на арктических ледоколах и возможность заняться спортом (в специально отведенных для этого помещениях установлены снаряды, тренажеры и так далее) и досуг провести (посмотреть кино, послушать музыку, почитать, по- играть в настольные игры).
Единственное ограничение здесь, пожалуй, связь и Интернет. Связь на арктических судах спутниковая, дорогая, так что прибегают к ней только в рабочих целях (например, чтобы получить сводку погоды, сверяться с движениями льда впереди судна, чтобы избежать столкновений с айсбергами) или в экстренных случаях. Домой исследователи с судна не звонят. Впрочем, выйти на связь с внешним миром при необходимости за свой счет можно.
— На дворе 21-й век, и во многих местах в Арктике уже есть вышки сотовой связи. Когда мы подходим к берегу, есть возможность отправить и получить сообщение. В море же такой возможности нет. И, я так считаю, не имеет смысла звонить домой во время экспедиции. Если дома что-то случилось, и ты об этом узнал, то все равно ничего сделать не сможешь, зато работать психологически тебе станет гораздо тяжелее, — заключает Денис Космач.
Северное сияние и камчатские сопки
Алексей Рубан, ассистент кафедры геологии и разведки полезных ископаемых Института природных ресурсов ТПУ, побывал в пяти экспедициях: трех наземных, речной и морской. Меньше месяца назад молодой ученый вернулся из экспедиции на научно-исследовательском судне «Академик М.А. Лаврентьев». Рассказывает, что, несмотря на удобства, график работы на арктическом научном судне весьма плотный.
— Моей задачей было собрать и изучить на отмеченных точках донный осадок, чтобы выявить содержание в нем газов и прочих примесей, — говорит молодой ученый. — Забор образцов велся в течение часа. Время, в течение которого мы перемещались от одной точки забора образцов до другой, тоже составляло примерно час. За это время необходимо было провести первичный лабораторный анализ собранного материала и заморозить его для дальнейших исследований, которые будут проводиться уже на суше. Таким образом, за сутки удавалось собрать порядка 15 образцов. Отдыхать удавалось в короткие промежутки времени между станциями.
На борту «Академика Лаврентьева» пять лабораторий, большие каюты, много различных помещений. В целом условия такие же, как и на ледоколе. В каютах у каждого отдельная кровать, есть шкаф, диван, рабочий стол, умывальник.
— Помощник капитана даже взял с собой в плаванье домашнего кота — не то оставить было не с кем, не то не захотел расставаться с питомцем, — вспоминает Алексей Рубан.
Пушистый пассажир все время находился в каюте своего хозяина, работать ученым не мешал, но обстановка на корабле с его присутствием становилась чуть более домашней и уютной.
В перерывах между исследованиями ученым удавалось полюбоваться красотами Арктики. Доводилось видеть нерп, белых медведей, подводных обитателей северных морей.
— Часто можно было наблюдать северное сияние. Оно появлялось совсем ненадолго, без каких-то особых закономерностей. Могло засиять в одной точке неба, а через минуты две — уже в другой, — говорит Алексей. — Издалека удавалось увидеть и айсберги. Любые суда, даже ледоколы, стараются держаться от этих гигантов на расстоянии — метров за 200. И все-таки удавалось запечатлеть на фотокамеру на приближении это красивое и очень интересное природное явление. Проплывали мы и вдоль Камчатки, Курильских островов. Полюбовались с моря заснеженными вершинами сопок. Экспедиции по северным рекам, конечно, проходят не так комфортно — на речных теплоходах теснее, меньше пространства. Зато психологически в них себя чувствуешь гораздо уютнее. — В море мы сталкиваемся со стихией — большой волной, штормом, айсбергами. В экспедиции по всегда реке есть ощущение близости берега, пейзаж не такой однообразный. Комаров, правда, много, но это сущие мелочи, — смеется Денис Космач, совершивший несколько экспедиций по Лене, Оби, Амуру и другим рекам.
Виталина Михетко
Геокриология(мерзлотоведение) — раздел геологии, наука, изучающая мерзлые горные породы,особенности их состава, строения, закономерности формирования, развития вовремени и пространстве, а также мерзлотно-геологические процессы и явления.
Все участники морских экспедиций, включая ученых, имеют различные сертификаты о том, что они прошли обучение по технике безопасности, спасательной подготовке и сортировке мусора. Иногда на судах даже организуются учебные тревоги. Каждый участник экспедиции должен знать, как правильно одеть гидрокостюм, спасательный жилет ив какую шлюпку он должен сесть — каждая шлюпка расписана по именам, все в строгом порядке.